— Расскажи, как ты вызвалась в эту командировку? Все-таки события актуальные, высокая ответственность, и место не самое тихое.
— О пресс-туре я узнала от редактора. Решила, почему бы и нет. Я и мой коллега из редакции подумали, что стоит воспользоваться такой возможностью — посмотреть на все своими глазами. Одно дело, когда читаешь об этом в новостях, другое, приехать туда, лично поговорить с местными жителями. Были определенные сомнения, потому что нам сразу обозначили, что каски и бронежилеты выдавать не будут, безопасность никто не гарантирует, регион опасный, и не знаешь, откуда может прилететь. Надо было еще как-то решить, как добираться до Ростова-на-Дону, аэропорт там сейчас не работает. Вопросов было очень много.
Меня поддержали родители практически сразу. Мама, понятное дело, немного запаниковала. Папа у меня сам принимал участие в боевых действиях в Чечне, знает, что это такое, и знает меня, какой я человек: если что-то решу, то отступать уже не буду. Отговаривать меня не стали. Отец провел инструктаж, сказал, чтобы много не звонила, потому что могут перехватывать звонки, цветную яркую одежду не надевать. Я поехала в теплой розовой куртке, так как боялась замерзнуть, пока буду добираться. В итоге Донецк не встретил весенней погодой. В одежде нам дали свободу, но многие все же приехали в камуфляже, да еще и в «брониках».
Из родных знали только родители и брат. Остальным я ничего не рассказывала. Бабушка бы обнесла мой дом железным забором, заминировала, вызвала спасателей, сделала на меня донос, лишь бы я не вышла. Ей я рассказала, только когда приехала. Конечно, она плакала и была в шоке. Друзья сказали: «Люди оттуда бегут, а ты туда в самое пекло суешься».
— Ты сказала, что не было бронежилетов и касок, и безопасность не гарантировали. Мало ли что там может произойти, обстановка может резко измениться и предсказать ее нельзя. Тем более нам гражданским об этом никто не расскажет. Как ты решилась?
— Честно, я написала завещание, а также оставила листок со всеми логинами и паролями от социальных сетей, указала, чтобы моих кошек не отдавали в приют, и кто-нибудь их забрал к себе. Нужно быть готовой ко всему, когда едешь в такие места.
Тот, кто не боится, безумен. Я не говорю, что не было страшно. С нами были сопровождающие военные, от чего было немного спокойнее. Плюс мы не были в точках, где идут обстрелы. Нам показали места, в которых уже все произошло. Позднее я поняла, что мне больше страшно не за себя, а за людей, которые остаются в гуще тех страшных событий.
— С чего началась твоя поездка?
— Перед отъездом меня настигла паника, был рой мыслей, разболелась голова, и ни одна таблетка не помогала, но в итоге отпустило. Самолетом добралась до Москвы, а оттуда на поезде до Ростова-на-Дону. Там всех журналистов встретили, определили по автобусам по спискам. Меня посадили в первый. Этот момент меня поначалу смущал: подумала, что если куда-то бомбанут, то сразу в нас. Самое интересное, что в первом автобусе были региональные СМИ. «Ну, их не жалко, а федералов надо куда-то подальше посадить», — шутили некоторые. Всего нас в группе было около 100 человек с учетом общественников и блогеров. Присутствовали представители зарубежных СМИ. К нам приставили нескольких военных, которые нас охраняли и ехали впереди колонны. В плане инструктажа сказали, что будем ходить группой, лучше никуда не разбредаться, никого искать и ждать не будут. Сразу предупредили, что все очень серьезно.
Дальше мы доехали до границы, пересекли ее. На пункте пропуска было огромное число машин, многие без стекол, бессчетное количество людей, которые бегут. Здесь же дети играют у обочины. На многих авто белые тканевые повязки, может, это знак беженцев. Недалеко палаточный лагерь. Женщина из Мариуполя рассказала, что стоит уже шестые сутки, ждет, пока пройдет фильтр. Уже в ДНР была встреча с депутатом Госдумы Адамом Делимхановым, который и сам участвует в спецоперации. Затем нас повезли в Донецк. По дороге обратила внимание, что все поля в окопах, где-то саперки валяются, укрепления с песком. Едешь и думаешь: «Боже, неужели это все по-настоящему происходит? Это не фильм?»
— Поделись впечатлениями о Донецке. Как город выглядит, в каком он состоянии? Сильно ли на нем отразились эти восемь лет?
— Это очень красивый город. По тем местам, где нас возили, каких-то разрушений я не видела. Дома целые, будто и не скажешь, что там что-то страшное происходило. Наверное, восстановили все. В то же время на улицах практически нет людей, причем не в комендантский час. Многие уехали. Плюс постоянно слышны взрывы снарядов. Я из Алейска, там воинская часть. Когда учения проходят, я знаю, как это звучит. Но мне было сложно осознать, что это не учения. Это все по-настоящему, там бомбят, и кто-то гибнет. И не знаешь, насколько это близко. В ДНР говорят, что выросло поколение детей на этих взрывах. Они по звуку могут отличить калибр.
— Когда слышала такую канонаду, было страшно?
— Честно признаюсь, да. Когда один взрыв в пять минут еще ладно, а бывают долгие очереди, будто стрельба где-то недалеко. В первую ночь я думала, что не смогу уснуть, но так устала с дороги, что отрубилась.
— Как вас разместили?
— Нас заселили в отеле в Донецке, откуда мы выезжали на локации. Тут была единственная точка доступа в Интернет. Думали, что Wi-Fi обвалится, когда 100 человек начнут заливать все фото и видео. Кормили хорошо, номер отличный.
— Какая атмосфера была в вашем командировочном коллективе? Может, появились какие-то локальные шутки?
— Когда мы сели в автобус и увидели, сколько человек нас едет, кто-то сказал, что целая свадьба собралась, затем добавили: «Шарики-то будут?» Слышу, девочка рядом со мной говорит: «Главное, чтобы до цветочков дело не дошло». Был такой черный юмор, и с каждым днем он становился черней и черней, но без кощунства. Когда тебе страшно, и ты постоянно в такой тревожной атмосфере, иначе нельзя — это разрядка. Поддерживали друг друга, общались, рассказывали про свои города. Сдружилась с журналисткой из Нижневартовска.
Про журналиста из Китая отдельная история. Он плохо понимал по-русски, довольно пожилой, с тростью. Постоянно ходил не туда. Нам несколько раз повторили, здесь могут быть мины, ходите только по асфальту, на траву не ступайте. В один момент сказали, что в подъезде растяжка. Оглядываемся, а этот журналист прямо возле этого места ходит. Бегали за ним постоянно. Получилось взять у него комментарий. Рассказал, что решил поехать сюда, потому что у них плохо освещается эта спецоперация.
— Были ли ситуации, когда ты замечала, что кто-то из коллектива переживает, боится, не может справиться с тревогой?
— Все журналисты держали себя в руках. Они очень крутые ребята. Некоторые, наиболее опытные, были похожи на ОМОНовцев: в «брониках», «балаклавах», с рациями, в полном обмундировании. Травили байки, рассказывали, кто в каких точках был. Закаленные, знают как себя вести. Ощущала себя немного неловко: сразу видно, я — гражданский журналист. Но многие все-таки в первый раз поехали. Чувствовала себя в дутой розовой куртке среди мужчин с автоматами и серьезных людей в бронежилетах «принцессой Зефиркой».
— Расскажи о втором дне — поездке в Волноваху. Там ведь незадолго до вашего приезда еще шли жесткие боевые действия, судя по сообщениям СМИ. В итоге ДНР взяла город под контроль. Что ты испытала, когда приехала туда?
— Буквально по первым домам заметно, что недавно здесь проходили бои. Думала: «Неужели такое возможно? Когда закончатся эти разрушения?» А они не кончались. В городе просто живого места нет. Изрешеченные снарядами здания, сгоревшие машины, на одной из улиц вообще танк сожженный. Показалось, что в Волновахе не осталось ни единого дома, который бы не пострадал. В фасадах огромные дыры. Увидела патроны от снарядов 30-го калибра. Была только одна мысль: «Если он так пробил стену, что будет, если попадет в человека?». А эти истории реальны. Одна из местных жительниц рассказывала, что у нее дядя заживо сгорел в квартире, куда попал снаряд. Ее двоюродный брат погиб от такого на улице, там вообще ничего не осталось. Причем она так спокойно об этом говорила. Видимо, уже все выплакала.
Разрушенная больница — это ужас. По виду не скажешь, что здесь людей лечат. Сейчас там проблемы с оборудованием и лекарствами, но пытаются справляться, как могут. Надеюсь, им окажут помощь. Даже когда начались обстрелы, никто из врачей не покинул работу. Это реально подвиг. Здесь же в подвале укрывались жители, которым больше негде было спрятаться. Некоторые до сих пор тут живут. Например, одна из медсестер, дом которой разбомбили. Мы спросили, почему она не уедет. Ответила: «А куда ехать? У меня здесь все». Многие говорят, что уезжать им некуда, тут их дома. До последнего верят, что все отстроится. Люди невероятной силы. Пережили обстрелы и ни на что не жалуются, что самое интересное.
— Может, некому жаловаться уже или смирение наступило?
— Может быть. Но никто про отсутствие лекарств даже ничего не сказал и нехватку еды. В одной из многоэтажек люди тоже в подвале живут. От еды там одно название. Готовят на костре. Одежды не хватает, спят под несколькими одеялами. У некоторых погибли родные. При этом жизнь продолжается: кто-то уже отстраивается, убирает огороды.
— Я читал твои материалы. Мне запомнилась фраза, которую ты вынесла в заголовок: «Нас бомбят, а женщины рожают». Яркое выражение одной из работниц Волновахской ЦРБ. Какие у тебя впечатления от общения с горожанами, которые пережили такое?
— Одна женщина рассказала, что под обстрелом шла на работу в больницу помогать людям. В этот момент у нее дома оставался сын с бабушкой и дедушкой. Она же могла остаться, защищать своего ребенка… Какие тут могут быть впечатления? Когда такое рассказывают, все кажется страшным сном. До последнего не могла поверить, что это происходит. Самое главное, что я извлекла из общения с людьми: одно дело, когда читаешь истории в СМИ, другое, когда получаешь информацию из первоисточника — от человека, который все это видел. Было опустошение, будто вообще не осталось эмоций. Впитываешь весь ужас от бесед. Героиня, которая мне больше всего запомнилась — бабушка по имени Валентина. Когда мы подошли, она спела нам пару песен, голос очаровательный. Ее история настолько тронула, что эта музыка до сих пор из головы не уходит. Страшно оказаться на месте этих людей. Постоянно была мысль, что я вернусь домой, поговорю с мамой и папой, обниму своих кошек, лягу в родную кровать, выйду на работу, а люди здесь останутся.
— Как прошел третий день?
— Мы должны были поехать в Луганск, планировалась встреча с главой ЛНР Леонидом Пасечником. Но в те дни там начались сильные обстрелы дороги, а недалеко от нас в Донецке произошел взрыв в одном из зданий. Организаторы не стали рисковать. Вместо этого мы посетили донецкие предприятия. Градообразующий металлургический завод и завод холодильников. Затем собрали группу для поездки Мариуполь. Там боевые действия еще шли, поэтому в группу взяли только операторов и фотокорреспондентов. Мы их ждали уже у границы. Затем выдвинулись обратно в Ростов-на-Дону.
— Подводили ли с коллегами какие-то итоги поездки, делились впечатлениями?
— Если честно, то когда мы вернулись в Россию, у всех было одно желание — немного выдохнуть. Перед тем как разъехаться, посидели в кафе с ребятами, погуляли по городу.
— Что ты чувствовала, когда вернулась в Барнаул?
— Я была истощена. Просто хотелось домой. Не было никаких мыслей. Пустота. Весь телефон забит фото и видео, но ощущение, что это все снимала не я. Мое «я» разделилось на то, что было там, и то, что здесь. Там реально жизнь в опасности, страх за людей, которые все это пережили, а в Барнауле спокойная мирная жизнь — это все настолько далеко. Легко тут сидеть и рассуждать обо всем. Я уже почти неделю назад вернулась оттуда, а у меня до сих пор нет слов. Они там где-то остались. Оттуда было очень легко писать материалы, делиться впечатлениями, здесь — гораздо сложнее.
— У тебя несколько раз прозвучала такая мысль, мол, неужели это все реально, это не кино и не сон. Можешь ли сравнить то, что мы видим в фильмах, читаем в книгах и учебниках, сейчас можем наблюдать в СМИ о спецоперации, с тем, что происходит там на самом деле?
— Самое жуткое, когда понимаешь, что этот хаос не где-то далеко, а здесь, вокруг тебя, везде. Какие тут учебники и фильмы? Это все совершенно по-другому. Другие эмоции. Тут все не понарошку, и это очень страшно. Если такой ужас происходил в Волновахе, представь, сколько людей еще страдают.
Я горжусь тем, что мне удалось пообщаться с людьми, которые оказались в гуще этих событий. Все, что происходит там — большая часть истории. Это войдет в учебники. Я была не сторонним наблюдателем, а побывала на месте. Для меня это большой шаг, в том числе, как журналиста. Спасибо моему редактору Ольге Ведерниковой, которая не дала мне включить «заднюю», поверила в меня и сказала: «Езжай, дура! А то потом жалеть будешь». Я бы правда жалела, если бы упустила эту возможность. Если снова предложат, то поеду, но без «броника» уже не сунусь, потому что от этого будет зависеть не только моя жизнь, но и тех, кто рядом со мной. Горячие точки не прощают безалаберности.
— Спасибо тебе, что ты оказалась самой смелой из нас, поехала на Донбасс и написала крутые материалы. Мы за тебя переживали. Гордимся, что у нас есть такой журналист.
— Не считаю себя самой смелой. Мне просто повезло, что меня включили в список, пока другие сомневались и тянули время. Очень много людей написали, мол, это очень храбро, но храбрые те, кто находит в себе силы жить дальше, двигаться дальше даже после того, какой хаос пришлось пережить. Мои герои — люди, которые не сломались.
