Их прятали в самые потаенные места, ближе к телу. Приматывали тряпками и клали под подушку. Их сжимали в кулаках и старались не выпускать из рук, во что бы то ни стало.
Мало кто, найдя карточки, решался вернуть их владельцу или хотя бы сделать такую попытку. Бабушка рассказывала, что такое произошло один раз на ее глазах.
25 марта 1942 года
Целую ночь снилось, что теряю и ищу карточки. Сильно вспотела (а ведь не после чего). Проснулась в 7 часов и услышала по радио, что дают крупу, растительное масло и мясо. Еще досадней. Собираюсь на работу, боты мокрые, надела туфли с галошами и шелковые чулки, так что уже по-весеннему. Решила крепиться и после первого обязательно продать на 100 рублей хлеба и вернуть эти деньги. Ругаю себя, что два месяца жрала, как свинья, по 900 граммов и не ссушила ни одного сухарика! Просто безобразие. На работе Капа купила мне суп (я-то давала ей больше) и дала кусочек хлеба (тоже должна мне больше), я попросила половину хлебной карточки, на 200 г, а она не дала. Посочувствовала мне и все (как и обычно бывает). Сейчас скоро 17 часов, я одна сижу. В животе уже пустеет и начинает бурчать, не знаю, что будет дальше.
Погода уже весенняя — мокрая, с крыш капает, моросит как дождик, снег почернел, открылся асфальт, по улицам бежит вода. И так весна пришла! Жизнь продолжается, все тянется к ней, как к солнцу, все жаждет жизни и я — больше других. Вечером ходила домой и варила две каши (не высидела и одного дня) с гречи и ржи (у В. в торбе), поела с песком недоварившуюся крупу, пошла обратно на работу и в 21 час легла у печки на столе спать.
Целую ночь ходили люди, шумели, толкали стол, спрашивали: «Что это?». Но я уже привыкла ко всему этому и не обращаю внимания. Снилось, будто в Ленинград ко мне и В. приезжала мама на лошадях 30 января, а потом я никак не могла вспомнить, правда ли это. И вот она приехала второй раз, а я спрашиваю: «Приезжала ли ты после войны?». И она ответила: «Да. Приезжала 30 января». И вот я опять хочу спросить. Как у них, есть ли в продаже хлеб — и опять никак не спрошу. Я, мама, Витя и Рая собираемся ехать обратно. В. что-то злится, но за меня. Я настаиваю, чтобы ехать в «эмочке» (я сама за шофера), а мама предлагает ехать на лошадях, говорит: «Я сюда ехала на них три дня». И мы ходили по рынку и продавали розовые конверты по 20 копеек штука. На рынке встретили Александру Штеню, она плакала и тоже хотела ехать с нами. Я рассуждала, как трудно переехать линию фронта. Были с Мотей в буфете, а там бутерброды по карточкам, мне хотелось, но жалко, что нет карточек. Так что — что на яву, то и во сне.
29 марта 1942 года
Воскресенье. По плану думала работать, но не пошла, и вот сижу дома. Сегодня пятый день, как я голодаю без карточек. Как назло всё дают в конце месяца — объявили еще сливочное масло, мясо, крупу. Досадно так, дальше некуда. 26-го Капа дала кусочек маленьких хлеба с растительным маслом, а Дебова — кусочек лука. Так что я попробовала. Дома достала лошадину. Она пахнет и противная, но я варю суп. Выварила все «запасы» крупы. Еще на сегодня будет, а дальше не знаю, как буду.
Помог Ванин овес и ячменная крупа. На лицо похудела, и голова кружится от отсутствия в крови углеводов. Вчера был особенно тяжелый день — ходила по домам, два раза поскользнулась и упала, кружилась голова. В поликлинике неприятные новости: Урадова сказала Медведевой, что меня не видно на базе, я не бываю. Медведева хочет, чтобы я в автобазе по 12 часов в сутки через день, а через день в поликлинике по 12 часов. Вот тебе и буду посещать институт! Я надулась, она заметила и как будто бы будет по-старому, но надо часто быть и там, и там. Так что планы мои рушатся. Думаю пока соглашаться, получу карточки, а там видно будет, может, если дадут в институте «Р» карточку, то совсем уйду с работы. Уже в голове намечаются планы. В Ленинграде объявили мобилизацию всех с 27 марта до 8 апреля для уборки города. Уже вчера видно сдвиги, все больше обнажается асфальта. На грузовых трамваях вывозят снег. Наверное, в институте заставят меня работать на повинности, не знаю, как буду, хотя бы не запутаться, не попасться.
Сейчас 11 часов, я уже топила, поела и сейчас лягу в постель. Так что дела не важные совсем. Думаю с 1 мая как-нибудь удержаться в институте и оставить работу. Только бы не исключили из института, ведь я для него абсолютно ничего не сделала и сейчас не занимаюсь ни капли. В такой момент только молю бога о том, чтобы завтра дали карточки, и выкупить хлеб. Вчера одна пациентка мне, как доктору, дала 15 рублей, так что деньги на хлеб есть. Свои 900 трогать не надо. Погода опять зимняя, мороз. Я вчера была в фетровых ботах.
Легла и лежала, потом пришла Мотя Диканская и так стучала в дверь. Я пока встала, поговорили, вспомнили старую жизнь, Полтаву. Я вспомнила А. и В. Потом она пошла куда-то к Волковой деревне и выкупила свой хлеб за 31, я сварила суп с последней крупой и кониной и мы поели. Грызли твердую конину, чуть зубы не сломали. Легли спать и затянули петь украинские песни. Похудела.
Ленинград — 1942: странички из дневника блокадницы
Дневник блокадницы: март 1942
Дневник блокадницы: потерянный день рождения