А может, получали за дело?
«Телесным наказанием в исследованиях историков, художественной литературе уделялось много внимания. Из монографии в монографии кочуют одни и те же фамилии «борцов с царским произволом», которые совершали многократно побеги, получив наказание, лечили истерзанную спину в госпитале и, немного поработав, снова совершали побег с завода или рудника. Ни одному из сотен историков не приходило в голову исследовать историю того или иного побега глубже. Транслируется одно: произвол начальства, тяжелые условия труда, телесные наказания — это очень плохо и жестоко», — рассказывает Александр Коленько.
Историк Владимир Филов в очерке «Пугачевцы на Алтае» пишет: «Поэтому истязания крепостных горноработных людей прутьями и палками давала картину ничем не сдерживаемого произвола самовластительных злодеев».
«В этих трудах даже намека нет, что заводской служитель может быть патологически ленив, не серьезен, любит выпить и так далее, — продолжает краевед. — Конечно, вчерашнему крестьянину не хотелось из относительно свободной жизни переходить в регламентированную полувоенную заводскую. Трудно также поверить, что управляющий Новопавловским заводом саксонец Иван Медер и русский Дорофей Головин любили «истязать горноработных людей», как пишет историк Владимир Филов, им совсем было невыгодно наказывать телесно своих сотрудников, которые потом лечились, а другие за них отрабатывали».
Александр Коленько приводит примеры наказаний на Змеевском руднике в 1770-х годах. Никита Новиков из приписных крестьян Белоярской слободы, 30 лет от роду. Будучи при Павловском заводе запасным служителем, «за неприход двух разов в праздные дни на перекличку наказан палкою один раз по 10 ударов. В 1771 году за чинимые при выборе к пастьбе скота пастухов наглости разные и пред командующим невежество и грубые слова наказан палкой один раз по 10 ударов».
«Но такое было время. По Павловску в восемнадцатом веке вечерами, ночью ходили младшие офицеры, будошники, и проверяли, чтобы мастеровые вовремя ложились спать, вовремя вставали на работу — не шатались в ночное, положенное для сна время, — объясняет собеседник. — Переклички «в праздные дни» — профилактика употребления спиртных напитков. В 1771 году Никита Новиков совершил поступок — последний — нанес своему начальнику телесные повреждения «железным гребком по голове». В наше гуманное время он бы не отделался наказанием плетьми — это лишение свободы. Последующие годы бывший работник Ново-Павловского завода «чинил дерзостные поступки, за кои сослан на Змеевский рудник — бергайером». Что было делать управляющему заводом с таким работником? Партийных, профсоюзных собраний не было, чтобы «разобрать и постыдить» рабочего, выговоры не объявляли, с работы увольнять не могли, а жалованье худо-бедно будет получать, как и провиант ежемесячно».
Самым последним наказанием считалась отправка работника на рудники. В исторической литературе описываются как жестокие наказания мастеровых, уличенных в воровстве медных денег с Сузунского монетного двора: это «дранье кошками» (четыреххвостые плети с узлами на концах) с последующей ссылкой на Нерчинские свинцовые рудники. Но все познается в сравнении. В Германии тоже было наказание за подобное преступление. На площади, при большом стечении народа осужденному человеку вливали кипящий свинец в горло, уверяет Александр Коленько.
Высокая должность не дает иммунитет
Многие годы успешная работа Колывано-Воскресенских заводов опиралась на жесткую регламентацию, полувоенную дисциплину и наказания: телесные, материальные, понижение в чине, должности, увольнение (для старших офицеров). Это касалось всех категорий работников, даже начальников, подчеркивает Александр Коленько. Он рассказал о нескольких интересных примерах.
Для бесперебойной работы завода требовалось регулярное и с запасом снабжение его древесным углем. Это хлопотное дело поручили берггешворену Венедикту Беэру племяннику Андреаса Беэра (бывшего главного командира заводов). Своим рапортом в горную канцелярию от 19 октября 1762 года он уверял и обнадеживал, что «зжение угля происходило порядочно и с поспешностью», однако в его производстве история обнаружила «великий недостаток». В результате «завод за неимением угля стоял без действия... Более полугода». Убытки составили 1395 рублей, в этом обвинили Венедикта Беэра.
По мнению членов горной канцелярии: «он крестьянам записывал такие работы, которых не токмо не работали, но и быть им не можно». Руководитель оправдывался, что «работы записывал» по объявлению угольных мастеров. Но комиссия посчитала, что начальник недосмотрел за рабочими, и 3 апреля 1764 его разжаловали в солдаты и оштрафовали на 360 рублей. Более 800 рублей подлежало взыскать с угольных мастеров. Им же следовало телесное наказание «вместо кнута плетьми в неделю два раза» за проявленные «ленность и нерадение».
Однако с этим решением военного суда не согласилась Канцелярия горного начальства. Дело направили в Санкт-Петербург, где в роли арбитров выступили Кабинет и сама императрица, они сместили акцент с главного обвиняемого на командира заводов. В соответствии с резолюцией Екатерины II и Кабинетским указом, ответственность за допущенный «великий недостаток» в производстве древесного угля ложилась на генерал-майора А. И. Порошина. Ему ставилась в вину ненужная замена «от зжения угля» шихтмейстера Д. Головина некомпетентным в «угольном деле» В. Беэром. С главного командира заводов в счет частичного погашения убытков взыскивалось 465 рублей, что составляло полугодовое жалованье.
На разбор руд в восемнадцатом веке нередко посылали крестьянских детей. Если заводские дети отправлялись без особых хлопот начальству, то крестьяне всячески оттягивали отправку детей на рудоразборные работы. В 1772 году Горное начальство приказало заковать управителя Пяткова в «ножные железы», жалованье ему «с 10 мая, доколе крестьянские дети к разбору руд на Змеевке не явятся... не давать».
В 1767 году шихтмейстеру Ф. Бакунину крестьяне из Чернопятовой деревни преподнесли подарок — 11 рублей и двух гусей, молодого горного офицера обвинили в «скрадности и лихоимстве» — деньги и гусей отдал обратно, в качестве наказания был сделан вычет месячного жалования.
Судебные разбирательства иногда длились годами. В 1771 году берггешворена Павловского завода Андрея Нянинга перевели на Сузунский завод. Через пять месяцев работы на новом месте его уличили «в злоупотреблениях корыстными целями при исполнении в должности у лесных дел». Только в 1775 году военный суд вынес решение разжаловать в прапорщики и выслать на Нерчинские свинцовые заводы.
В начале 1775 года Ново-Павловская заводская контора распорядилась о «великом недожоге угля» по вине геттенфервальтера А. Гордеева. Также руководителя обвинили в пьянстве на рабочем месте. Его оштрафовали на шестимесячное жалование.
Били даже дворян
На удивление в архивных источниках встречаются телесные наказания офицеру, следовательно, дворянину, хотя это было запрещено законом, отмечает Александр Коленько. Из выписки по Змеевской конторе: из-за непорядочных поступков, пьянства шихтмейстера рудника Василия Головина: в 1762 году за махинации с золотом — удары плеткой, в 1768 году за пьянство и «шатание» по чужим женам — избиение палкой.
Очень интересный факт. В 1762 году Василию Головину было 22 года, чин имел унтер-шихтмейстера второго класса. И его отец берггешворен Дорофей Васильевич был управителем Змеевского рудника, то есть начальником родного сына, но от плетей его это не спасло. В 1773 году Головин продолжал подвергаться наказаниям, переводился на нижеоплачиваемую работу с понижением чина.
«В многочисленных монографиях, книгах, статьях описывается наказание различного характера работников заводов, рудников. А о наказании генералам, горным офицерам, унтер-шихтмейстерам только единичные скромные заметки, только в последнее время. Вроде неприкасаемые, белая кость. Это не так», — уверен наш собеседник. Чтобы показать другую точку зрения на данную проблему, краевед и решил поделиться с читателями нашего издания своими исследованиями.
