Боялись потопа, а не радиации
Наша первая героиня побывала в Припяти, что находится в двух километрах от ЧАЭС. Город, основанный в 1970 году, просуществовал всего 16 лет, после чего получил статус «мертвого». Население эвакуировали 27 апреля 1986 года из-за аварии. На момент ЧП здесь жили 50 тысяч человек. В СМИ часто публикуют истории ликвидаторов, но редко можно увидеть повествования людей, которые приезжали в Припять до аварии. Одна из них — жительница Барнаула Валентина Буханько. В 1980-е годы она окончила курсы экскурсоводов и возила туристов по всему СССР. В апреле 1985 года женщина сопровождала алтайских туристов в поездке по Киеву. Год был юбилейный — 40 лет Победе, а Киев — город-герой, вот и выпало ехать туда. В составе группы — отличники-комсомольцы и передовики различных соцсоревнований.
«Мы приземлились в киевском аэропорту Борисполь, после чего нас на автобусе отвезли в Припять и поселили в гостинице, — рассказывает Валентина Андреевна «МК на Алтае». — Принимающая сторона почему-то не смогла организовать ночевку в Киеве, поэтому у нас сложился нехитрый распорядок дня. Ночуем в Припяти, утром встаем, затем завтрак, и автобус везет нас на экскурсии в Киев. Возвращаемся поздно вечером и ложимся спать. В ту поездку Припять особо никого не интересовала, все знали, что это город атомщиков, но никто и предположить не мог, что произойдет здесь через год. Вечером из Киева возвращались уставшие, полные впечатлений, всем хотелось спать. Хотя молодежи, конечно, не спалось, и они ходили гулять в Припять, искали приключений. Тем более в городе было много молодых девчонок и парней. Мне эти вылазки не нравились, мало ли что может случиться, я ведь за всех отвечаю. Припять запомнился как красивый и уютный город, утопающий в зелени. Возможно поэтому на улице был удивительно свежий воздух, новенькие красивые дома украшали яркие мозаики, улицы полны детьми и мамочками с колясками. Если вспоминать местные страшилки, то ЧАЭС в них никогда не фигурировала. Главной легендой среди местных был рассказ о водохранилище под Киевом. Мол, спустят воду и река затопит город… В 1986 году из новостей узнала об аварии и обомлела. Видимо Господь уберег, что мы там были на год раньше».
Побыстрее облучиться и домой
Первый эшелон с участниками ликвидации ушел с алтайской земли 15 мая 1986 года со станции Топчиха. Алтайские «чернобыльцы» занимались дезактивацией Припяти, работали на очистке кровли третьего энергоблока на ЧАЭС — убирали куски радиоактивного графита, выброшенного взрывом из реактора, строили саркофаг — укрытие над четвертым энергоблоком. Ликвидаторы с Алтайского края ездили в зону отчуждения вплоть до 1990 года. В сборнике воспоминаний «Место подвига — Чернобыль. Записки очевидцев», приводятся записки наших земляков-ликвидаторов. Барнаулец Геннадий Галкин пробыл в Припяти и на ЧАЭС с 19 мая по 21 августа 1986 года.
«14 мая 1986 года в три часа ночи меня разбудил телефонный звонок. Голос с ярко выражено военной интонацией известил о необходимости прибыть в железнодорожный военкомат. Минут через 40 я уже был там. Сначала нас увезли в Топчиху, где экипировали в военную одежду, рассредоточили согласно военно-учетным специальностям и должностям. В ночь на 16 мая мы погрузились в вагоны, эшелон шел в западном направлении. Конечно, об аварии на Чернобыльской АЭС тогда знали. Но это казалось столь далеким, мы и предположить не могли, что всего через несколько дней окажемся там, — вспоминает Геннадий Григорьевич. — Первым объектом был город Припять: пожелтевшие сосны, пустынные улицы. Ноги отказывались ступать на эту землю. Казалось, здесь даже воздух отравлен. Но раз уж мы оказались здесь, нужно было вести себя достойно и делать то, что должны. Конечно, дезактивация — это сказано громко. Суть наших действий была очень проста: из так называемых АРСов (автомобильно-разливочных станций), заполненных водой с порошком типа стирального, который впитывал радиоактивную пыль, мы промывали здания, автострады, асфальт. Снимали верхний слой земли, который потом захоранивали… А часа через два ветер нагонял новое облако пыли, которая опять заражала улицы. Все нужно было делать заново. И так — изо дня в день».
Вскоре нашему земляку и его товарищам поручили ехать на реактор. Все понимали, как опасен этот объект. В комплект одежды входил общевойсковой защитный комплект, бахилы и противогаз. Нужно выскочить на площадку уцелевшего третьего энергоблока, которая была уже очищена, и по десятиметровой лестнице, где между ступеньками было не меньше 50 см, подниматься на площадку выше. На площадке, размером 80х20 метров разбросаны графитовые стержни, обломки и песок. Все это было нужно лопатой скинуть в реактор.
«Жизнь нам подкидывала одни испытания за другими. Однажды возвращаясь с задания, увидели, что горит торфяник в болотах, — говорит Геннадий Галкин. — Руководство соединения, побоявшись, что стихия перебросится на Чернобыль и радиоактивное облако распространится дальше, приняло решение направить нас на тушение пожара. Ночь, дым, гарь, вонь и люди, только что отработавшие жуткий рабочий день, голодные, усталые, раздраженные, двое суток заливали огонь водой, забрасывали землей. Все мы, раздирались противоречием между чувством патриотизма и желанием сбежать как можно скорее. Мучительно искали выход. Кто-то решил выбраться, во что бы то ни стало. Это значило — ценой здоровья, набрав дозу в 25 рентген. За такими людьми нужен был глаз да глаз — они просто лезли на рожон. Другие распускали сопли и слюни, каждый день подавали рапорт с просьбами о комиссовании. Некоторых просто жалели и, действительно, отправляли домой. Иные, после долгих бесед, испытывая стыд перед товарищами, приходили в себя».
Вскоре Геннадий Григорьевич тоже набрал критическую дозу и стал ждать отправки на военном самолете. Перед отлетом сказали взять теплую одежду, но никто не понял зачем. На улице жаркое лето. Когда поднялись на высоту восемь тысяч метров — поняли. В самолете кругом щели и температура минусовая, а до Барнаула лететь 12 часов. Но ликвидаторам было уже все равно, лишь бы быстрее домой.
В квартирах выли брошенные собаки и кошки
Ликвидация последствий аварии на ЧАЭС — это не только каждодневная война с невидимым врагом — радиацией, но и борьба людским горем и таким уродливым явлением, как мародерство.
«В деревнях и в самой Припяти мы чувствовали себя жутковато: там в закрытых квартирах умирали с голоду брошенные животные — собаки и кошки. Ведь покидая свои дома, хозяева верили, что через два-три дня вернутся обратно. И еще в Припяти стоял ужасающий запах гнилого мяча — авария произошла накануне майских праздников, поэтому в ресторанах, столовых и магазинах по полной программе запасались мясными продуктами. А теперь нам приходилось их захоранивать, — делится впечатлениями в сборнике «Место подвига — Чернобыль. Записки очевидцев» барнаульский ликвидатор Сергей Речкин. — Были еще и такие случаи: приезжаем в какую-нибудь деревню в запретной зоне и обходя дома натыкаемся на каких-нибудь старичков, которые тайком ночью пробрались к себе в дом и живут потихоньку, за хозяйством следят. Конечно, таких «партизан» приходилось выпроваживать за пределы 30-километровой зоны силой. Этим занимались милиция. Было от всей души жаль таких стариков и старух. Совсем по-другому мы относились к мародерам. Что греха таить, некоторые люди специально в эти места приезжали, чтобы поживиться. Тащили все, что, по их мнению, составляло хоть какую-то ценность: ковры, бытовую технику, разбирали машины и мотоциклы на запчасти. Мародерами тоже занималась милиция. Среди нас такой «нечисти» не было. Самое большое, на что могли покуситься ликвидаторы — бутыль местной горилки».
Подошел Иосиф Кобзон
Как и многим, Сергею Речкину запомнился «рыжий» лес. Так ликвидаторы окрестили сосновый бор, росший неподалеку от станции и принявший на себя большое количество радиоактивной пыли. Из-за этого все деревья стали сплошь рыжими и желтыми. Позже лес сравняли с землей, но до этого водители предпочитали делать крюк на машине, лишь бы не ехать через это мрачное место. Сергей Александрович проработал ликвидатором четыре месяца, когда пришло время возвращаться. Ближайший военный аэропорт находился в городе с красивым названием Белая Церковь, но долгожданного самолета нужно было ждать несколько дней. Сергей и еще два офицера купили билеты на свои деньги на рейс через Киев и Москву, а уже оттуда — в Барнаул. Когда в киевском аэропорту они ожидали посадки на самолет, к ним подошел певец Иосиф Кобзон. Увидев военную форму, он понял, что перед ним ликвидаторы. Подошел, стал расспрашивать. Потом, уже в полете, стюардессы тоже задавали вопросы: всем хотелось знать, как там на самом деле, насколько велика опасность».
Масштабы аварии на ЧАЭС могли быть гораздо большими, если бы не мужество и самоотверженность людей, которые ценой своего здоровья и жизни сделали все возможное, чтобы локализовать катастрофу и ликвидировать ее последствия — погасить пожар на атомной электростанции, снизить радиоактивные выбросы и захоронить разрушенный реактор.
