Из политеха в Триполи
Во времена прихода к власти Каддафи, в 1969 году, Советский Союз стал первой страной, признавшей новый республиканский режим. Руководство Ливии сразу же заявило о стремлении развивать сотрудничество с СССР. Последующие годы стали периодом интенсивных политических, торгово-экономических, культурных и прочих связей между двумя государствами. СССР отправлял в Ливию не только военную технику, но и специалистов по ее обслуживанию. В числе таких русских инженеров, оказывающих помощь дружественному государству, был барнаулец Владимир Музалевский.
Уроженец Поспелихинского района, выпускник политеха, он и не подозревал, что когда-нибудь окажется в пустынной арабской стране на севере Африки, где будет чинить ракетные катера береговой охраны. Сейчас Владимир Семенович находится на заслуженном отдыхе. За эти годы он воспитал двоих сыновей, получил звание ветерана труда, бронзовую медаль ВДНХ и множество других трудовых наград. После окончания института, в 1959 году он устроился работать на «Трансмаш» в экспериментальный цех по испытанию двигателей. Там прошел путь от инженера до начальника лаборатории и через 41 год, в 2001-м, вышел на пенсию.
«О возможной командировке за границу узнал лет за восемь-десять до поездки в Ливию, — начинает рассказ Владимир Семенович. — Сначала посылали во Вьетнам, но я не поехал, благо можно было отказаться. В 1967 году жена была беременна первым сыном, всего за год до этого мы расписались, и она умоляла меня не ехать в страну, где идет война. Специалист, поехавший туда вместо меня, рассказывал, что из 12 месяцев командировки он половину просидел в погребе. Американцы долбили бомбардировками, а надежных бомбоубежищ у вьетнамцев не было. В 1979 году дети уже подросли (второй сын родился в 1972-м), и меня решили все-таки отправить в Ливию. Все документы оформили за четыре месяца, и вот в сентябре 1979-го я приземлился в Триполи».
На вопрос, чем может быть привлекательна поездка в жару и пустыню, Музалевский лишь иронично улыбается: мол, это не главное. А главное — задача, поставленная родиной, ну и повышенная зарплата тоже грела душу. В то время инженер получал в Ливии 115 динаров в месяц. После перерасчета «динар — доллар — рубль» выходило около 1 150 «деревянных». На руках валюту иметь запрещалось, но в Москве, во Внешторгбанке, выдавали инвалютные рубли, на которые отоваривались в «Березке». Благодаря годовой командировке в Ливию инженер с «Трансмаша» стал обладателем импортного магнитофона и автомобиля «Жигули».
«В Ливии я был с сентября 1979-го по октябрь 1980-го, — вспоминает наш герой. — В мои задачи входило обеспечение гарантийного обслуживания двигателей для ракетных катеров. Мы производили только дизель-генераторы для двигателей, остальные части — корпуса, пусковые установки, ракеты — изготавливались в других регионах. Перед поездкой меня консультировали соответствующие органы. Главным было не распространяться, куда и зачем ты едешь. Предупредили, что политический и культурный уровни ливийцев невысоки, поэтому в плотный контакт с местными не входить».
В Ливии не было нищих
Советские специалисты жили под городом Тобрук на востоке страны, в 120 км от границы с Египтом. Сегодня здесь проживают около 110 тысяч человек, но для Ливии, где свыше 90% площади приходится на нежилую пустыню, это считается крупным населенным пунктом. Город — естественная глубоководная гавань, один из портов на побережье Средиземного моря и конечная точка нефтепровода от месторождений на юге страны. Таким образом, СССР без особых затрат на содержание имело готовую военно-морскую базу с флотом в Средиземном море на территории дружественной страны.
«В то время в иностранном городке проживало около 400 специалистов — половина русских, остальные выходцы из соцстран, — продолжает Владимир Семенович. — Большинство сотрудников помогало в строительстве военно-морской базы. Нашей ремонтной бригаде приходилось обслуживать десять катеров береговой охраны, я отвечал за двигатели. Основное оружие катера — четыре реактивные ракеты и крупнокалиберная скорострельная пушка. Что касается дальности поражения, то практически всегда объект атаки было невозможно увидеть без спецсредств. Нередко приходящий со стрельб катер был похож на обгорелую железку, ведь при пуске реактивные газы обжигали корпус».
Впервые ракетные катера прошли боевое крещение в 1967 году в ходе арабо-израильских войн и показали свою эффективность. Новое оружие заставило сменить тактику морских сражений. Поскольку наступательный потенциал носителя ракет намного выше оборонительного, выживание под ударом крайне сомнительно, поэтому прямые морские бои сошли на нет. В случаях подобных столкновений преимущество имела сторона, которая первой заметила противника и произвела точный залп. Тактика ракетных катеров делала упор на внезапность и массирование сил. Большая ударная мощь при скромной стоимости делала ракетные катера крайне привлекательными для Ливии, особенно для ее небольшого флота, и позволяла сдерживать угрозы противников в Средиземном море.
Обучать местных специалистов было трудно, да они и сами не горели желанием. После открытия нефтяных месторождений государство полностью обеспечивало коренное население жильем и деньгами. В течение всей жизни ливийцу платилось регулярное пособие. Предусматривались дополнительные выплаты за женитьбу, рождение детей и т. д. Во многих сферах работали иностранные специалисты. Местное население занималось в основном торговлей, практически каждый ливиец держал лавку или магазин.
«В Ливии я ни разу не видел нищих или людей, просящих милостыню, — отмечает собеседник. — Автомобильные дороги отличные. Благодаря рельефу в виде каменистой пустыни асфальт держится десятилетиями без ям и трещин. Быть может, потому что у них нет морозов? Зато по этому идеально ровному асфальту автомобилисты гоняют с бешеной скоростью, правил дорожного движения никто не соблюдает. В целом пребывание в Ливии было спокойным. Лишь однажды у меня возникло подозрение на диверсию. Перед очередным отплытием я проверил катера — работают нормально. Через некоторое время меня вызывают, говорят: двигатель перегревается, отказывается работать. Смотрю, терморегулятор наглухо заперт. Все сделал как надо, вернулся на рабочее место, но через десять минут опять вызывают: вновь то же самое. Не знаю, что это было: чья-то шутка или предметный интерес».
Восточные хитрость и жестокость
Посмотреть страну толком не удалось. Выходить за пределы городка, особенно без знания языка, не рекомендовалось. По словам Владимира Семеновича, в посольстве их наставляли, что режим Каддафи скоро может пасть, но время показало, что они ошибались. «Будьте аккуратнее, не ходите по одному в город, там скоро может полыхнуть», — говорили в посольстве. Хотя местное население относилось к русским по большому счету безразлично. Общаться приходилось только между собой или с ливийскими моряками.
«Болгары наловчились гнать самогон из спиртосодержащей жидкости для кондиционеров на катерах, — усмехается Музалевский. — Соблюдалась великая конспирация (в стране действовал сухой закон), но ливийцы все равно узнали. Себя выдали местные — на улицах стали появляться пьяные арабы. В число покупателей внедрился подставной, который всех сдал. Обозленные ливийцы вылили почти 20 бочек этой сивухи, а главным зачинщикам выдвинули требование покинуть страну в течение суток».
Из-за жары рабочий день начинался в шестом часу утра. С полудня и до четырех часов был перерыв. В Тобруке всегда было на градусов десять прохладнее, чем в столице. Спасало наличие моря. Но более 30 градусов жары летом было всегда. В декабре начинался сезон дождей, длящийся до начала марта. В это время пустыня зацветала травами выше человеческого роста и желтыми цветами. Но уже в апреле, когда приходит жара, травы высыхали и ветер, вырывая их с корнем, уносил сухие остатки прочь, вновь открывая взору бескрайнюю и безжизненную пустыню.
«В случае если катер из-за поломки простоит больше двух дней, гарантия продлевается и нам попадает от руководства, — рассказывает Владимир Семенович. — Но однажды ливийцы сломали катер по своей халатности. Угодили на мель и погнули гребные винты. Их замена — тяжелая работа. Мы так и сказали, что не обязаны устранять эту неисправность, на уговоры ливийцев не поддавались. И тут я узнал, что такое восточная хитрость. Сначала нам сказали: «Помогите поднять вал краном в доке, а уж дальше мы сами сделаем». Мы согласились, подняли — и тут заходит ливийский офицер. Эх, говорит, у нас здесь скоро будет музей русской техники: присылают развалюхи. Наше руководство, как услышало, оскорбилось, мол, а ну покажите, какая это развалюха. Ну вот мы и были вынуждены все отремонтировать сами. Катер готов к эксплуатации, наши начальники довольны и ливийцы тоже. Для одних престиж, для других — меньше работы».
В этой поездке Владимир Семенович видел не только восточную хитрость, но и жестокость. Он наблюдал за наказанием провинившихся ливийских военнослужащих. Нарушителя, за то что прибыл с опозданием из увольнительной, заставляли ползти по мелкому гравию в рубашке с коротким рукавом. Несколько десятков метров туда-обратно, несколько раз. Все руки, от кончиков пальцев до локтя, превращаются в кровавые лохмотья.
«В последний вечер перед отъездом мы пили лимонад, что-то вроде «фанты» или «оранжа», с апельсиновым вкусом, — делится наш герой. — И тут кто-то из наших пошутил: «Представляете такое у нас? Толпа мужиков на прощальном вечере хлещет газировку...»
