«…под вашим низменным руководством»

30 октября в России — День памяти жертв политических репрессий. Молох сталинских репрессий не обошел стороной и Алтай.

Часто встречаешь мнение, — мол, Алтай молох репрессий не коснулся. Да, было, — но не у нас, не с нашими, где-то там... Это огромное, чудовищное заблуждение.

 

30 октября в России — День памяти жертв политических репрессий. Молох сталинских репрессий не обошел стороной и Алтай.

Часто встречаешь мнение, — мол, Алтай молох репрессий не коснулся. Да, было, — но не у нас, не с нашими, где-то там... Это огромное, чудовищное заблуждение.

 

О том, как раскручивался маховик репрессий в Алтайском крае, можно прочитать в вышедшей недавно книге «Массовые репрессии на Алтае в 1937-1938 годах. Приказ № 00447». В книге, составленной по архивным документам, детально описано, как рьяно, «с перевыполнением плана» отрабатывали алтайские энкавэдэшники оперативный приказ НКВД СССР № 00447 по «репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов» от 30 июля 1937 года, — ключевую акцию Большого террора 1937-1938 годов. Дела жертв, протоколы заседаний «кулацкой» и «милицейской» тройки УНКВД по Алтайскому краю, занимавшихся «выявлением социально-вредных элементов», имена расстрелянных, погибших в лагерях, сосланных, показания работников НКВД, тексты доносов... Есть у нас и три толстенных тома «Жертв политических репрессий на Алтае», в которых беспросветный кошмар того времени передан в виде сухих архивных справок: фамилия, имя, отчество, год рождения, место рождения, национальность, род занятий, место работы, дата ареста, дата осуждения, обвинение, приговор, дата реабилитации. Примерно 25 тысяч судеб, 25 тысяч попавших в мясорубку террора жителей края... Большая часть этих людей были расстреляны практически безо всякого суда и следствия, и уж точно — безо всякой вины.

 

…Тексты допросов, заполненный бланк смертного приговора — приведенного в исполнение… Соприкасаться с такими материалами попросту страшно. Боль, почти физическое ощущение безысходности и паники, безумие абсурда, творившегося в стране, — нормальная психика инстинктивно отторгает это. Но знать и помнить о том, через что заставили пройти миллионы людей, — мы обязаны. Если мы называем себя людьми.

 

Без суда и следствия

 

…Репрессии на Алтае начались сразу после установления советской власти — в 1919-м. Раскрутилась эта пожирающая людей махина очень быстро. Если список осужденных с 1919 по 1936 год уместился в два тома «Репрессий на Алтае», то еще два тома потребовал лишь один 1937-ой…

 

Вчитываясь в дела, в эти бесконечные допросы и доносы, справки и приговоры, поражаешься простоте тогдашнего судопроизводства. Изъятые при обысках «вещдоки» — абсурднейшие, никакого отношения к «делу» не имеющие... Но даже и «улики» эти — например, сохранившийся в семье подследственного с Первой мировой Георгиевский крест или портрет Троцкого — были совершенно необязательной роскошью. Чтобы получить расстрельную 58-ю статью, достаточно было единственного доноса. Зачастую, впрочем, не требовалось даже и этого. И что это были за доносы! Орфография, пунктуация и стиль авторов доносов сохранены: «…На станции есть группа троцкистов. Ее возглавляет Артеменко Иван, проводит работу через посредство коллективных пьянок, ставя задачу развал труддисциплины, способствуя авариям и подготовке к убийству партруководства». Или: «В НКВД сикрет. На Раевского гаража меланжевого комбината. Так как я работаю у них в гараже грузчиком, то я знаю его отношение очинь бездушное к рабочему классу… Еслив ему рабочий налицо не пондравица, то он его сразу же увольняет с работы. Я увиряю по всему его отношению он есть сын попа иначи понять нельзя. Поэтому он является чуждым элементом Советского союза. К сему подписуюсь…».

 

Вот такого бреда было вполне достаточно для ареста по подозрению в антисоветской деятельности. Обвинения, кстати сказать, были не лучше. Например, такое: «…Обвиняется в умышленном обсчете рабочих, чем вызывал их недовольство, высказывал на прессу, что она врет, заявлял, что при царском режиме всего было вдоволь, не то что при советской власти». Единственное, что требовалось при вынесении приговора, — «признание подсудимого». Сейчас известно, что очень часто подписи подделывались, а подлинные выбивались жутчайшими пытками. Человеку попросту не давали садиться, есть, пить — сутками. Изуродованное лицо комдива Котова из михалковских «Утомленных солнцем» —
тоже не художественный вымысел — типичная энкавэдэшная практика. Допросы длились по четыре — шесть часов, или применялся знаменитый «конвейер» — следователи меняются, а допрашиваемый все стоит… И люди не выдерживали — превратившись через неделю без сна, воды, еды в тупую биомассу, — оговаривали себя, близких, коллег… Подписывали протоколы допросов, и в тот же день их или расстреливали, или отправляли в лагеря. А лагерей было!.. На карте ГУЛАГа, составленной обществом «Мемориал», указано более 500 объектов, и карта эта далеко не полная. Вещи осужденных конфисковывались, семьи из квартир тут же выгоняли, — так решали свои имущественные и жилищные проблемы работники НКВД. Жен расстрелянных и сосланных, как известно, тоже арестовывали — потому как «знала и не донесла». В Сибири был знаменитый Томсклаг — «для жен врагов народа». Детей распихивали по детдомам.

 

Алтайский Ежов

 

…Косили в основном мужчин 30-50 лет — отцов, работников, защитников. После 1938-го людские потери по стране были настолько дикими, что решено было малость попридержать разошедшихся чекистов. Расстреляли Ежова, наркомом внутренних дел стал Берия. Свой Ежов был и у нас на Алтае.

 

Серафим Попов, вероятно, самая зловещая фигура в истории края. За год с небольшим его пребывания в должности начальника Краевого управления НКВД репрессии край ополовинили. В книге алтайского краеведа Василия Гришаева «Реабилитированы посмертно» есть такой эпизод. 1938 год. Москва, совещание руководящих работников НКВД. Начальник новосибирского управления Горбач докладывает, что у них в области за 1937 год арестовано и осуждено 55 000 человек. Попов: «Я увидел, что Алтайский край оказался в числе последних (на это время репрессировано было около 10 000. — «МК»). Не желая отставать от других, я также высказал мнение о необходимости продолжения массированной операции, хотя и знал, что почти никаких материалов, служащих основанием для новых арестов, в управлении НКВД нет». В это время появилась своеобразная разнарядка на число арестованных — столько-то за отчетный период. Между руководителями районных отделов началось что-то вроде соцсоревнования, — кто больше арестует, проведет по «расстрельной» статье, у кого «заговоры» масштабнее…

 

«Нет почти никакого материала для новых арестов…» Не беда. Когда в 60-е начали разбирать дела тех лет, стало совершенно очевидно, что все они были сфабрикованы — причем крайне топорно. Кое-как, наспех. В 1937 году в Барнауле от начала до конца чекистами было придумано дело «О кадетско-монархической организации». Арестованным в вину вменялся, естественно, «заговор против Советской власти». По делу прошло 15 000 (!) человек. Все они, по данным, приведенным в книге В. Гришаева, были расстреляны. До последней буквы плодом фантазии энкавэдэшников было и барнаульское «Дело врачей». В 1937 году были арестованы 24 барнаульских врача — самые сливки медицинского общества города. В вину им вменялось все то же — «создание контрреволюционной организации». Врачи якобы отравляли воду и продукты, раздавали яды зубным врачам, чтобы те, леча зубы руководству города, отравляли… Из 52 человек, проходивших по делу, 43 были расстреляны, остальные получили по 10-15 лет лагерей.

 

Аресты шли везде. Застрахован не был никто и ничем — ни высоким чином, ни тишайшей жизнью. В постоянном страхе и голоде жила вся страна, но самая жуть творилась, конечно, в колхозах. В 1931 году бюро Западно-Сибирского крайкома ВКП(б) приняло Постановление «О ликвидации кулачества как класса». Сказано — сделано: с 10 мая по 10 июня по спущенной сверху разнарядке было «раскулачено» (читай — у людей отняли все: дома, все имущество) 39 788 семей. Зажиточные семьи в алтайских деревнях, конечно, были, —
но не 40 же тысяч! Очень жестоко каралось в колхозах воровство — если помните, полагался расстрел за печально знаменитые «колоски». И все равно ползали ночью по полям, собирали остатки — в заготкампании 1931-1932 годов государство забирало все зерно подчистую, голод в деревнях стоял дичайший.

 

«А при Сталине порядок был»

 

Арестовывали студентов, учителей, актеров, священников, журналистов… Наша профессия, кстати, в то время была просто саперской. К расстрелу был приговорен редактор «Красного Алтая» (сегодняшняя «Алтайская правда») Семен Телишевский. Опечатки, допущенные в его газете по вине малограмотных наборщиков, были действительно ужасны: например, в приветственной телеграмме товарищу Сталину — «…под вашим низменным руководством» (вместо «неизменным»). Расстрелян был и следующий редактор краевой газеты Иван Назимов. В уже упомянутой книге Василия Гришаева в качестве примера работы суда приводится один день.

 

1938 год, июнь. За день суд рассмотрел 48 (!) дел, из них по 39 вынесены смертные приговоры. На каждого осужденного — на все про все — 10 минут. Осуждены в этот — самый рядовой — день были, например, первый секретарь горкома ВКП(б), редактор газеты «Алтайская правда» (тот самый Назимов), завгороно, ректор Барнаульского учительского института, парторг кожзавода, секретарь горкома ВЛКСМ.

 

Представители «нацменьшинств» попадали под подозрения в первую очередь. Так была ликвидирована «шпионская организация поляков» — при повальных арестах брали всех с фамилией на «-ский». Так погиб Антоний Марцинковский, сделавший очень много для развития музыкального образования на Алтае, директор первой Барнаульской музыкальной школы. Так попали в лагеря бежавшие в Россию из оккупированной Японией Маньчжурии китайцы. Молодые, трудолюбивые, тихие ребята работали на судоремонтном заводе. Следствие установило, что все они — «агенты японской разведки и вели антисоветскую агитацию». Только вот по-русски эти «агитаторы» совсем не говорили и ничего почти не понимали. Всем им дали по десять лет, — и за что их осудили, они, видимо, так и не поняли.

 

В 1937 году началась чистка Красной Армии. И здесь Барнаул не стал исключением. Все высшие, и не только высшие, чины стоявшего в городе 234-го полка были арестованы и, по согласованию с Ворошиловым, расстреляны. Обвинение, составленное еще до ареста, было самым банальным — вредительство, массовые отравления личного состава, организация троцкистской группы…

 

С приходом Берии вал репрессий немного ослаб — ненадолго. Во время войны все закрутилось опять — с новой формулировкой «пораженческие настроения на фронте и в тылу». Продолжались репрессии и после войны — люди возвращались из плена, и их тут же отправляли в лагеря… Продолжались репрессии и в 50-е, особенно после венгерских событий 1956 года, и в 60-е, и в 70-е.

 

...Почитайте архивные документы, посмотрите в глаза убитым просто так, «по разнарядке», зайдите в краевой архив... Уверяю вас, вы поймете, почему у тех, кто читал, видел документальные свидетельства того жуткого времени, все эти причитания «а при Сталине-то хоть порядок был» вызывают горечь, стыд за наше невежество, не отпускающую душу тоску о тысячах наших предков. Погибших в муках просто потому, что так хотел «дорогой Иосиф Виссарионович» и его холуи.

 

Что еще почитать

В регионах

Новости региона

Все новости

Новости

Самое читаемое

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру