Сложные дела и особые люди
— Дмитрий Игоревич, чем занимается второй отдел по расследованию особо важных дел СУ СКР по Алтайскому краю?
— Мы расследуем уголовные дела коррупционного, экономического характера, которые возбуждаются в отношении должностных лиц, в том числе обладающих особым правовым статусом. Это и депутаты различного уровня, чиновники, сотрудники правоохранительных органов и других органов власти.
— Но ведь аналогичные дела расследуют и районные следственные отделы. По какому критерию идет это распределение?
— Вообще мы работаем по всему краю. Распределение зависит от характера и сложности. Если предполагается, что в том или ином деле все очевидно и просто и районный отдел может завершить следствие своими силами без проблем, то руководитель направляет его туда. Вопрос нагрузки, конечно, тоже анализируется — сколько уголовных дел в отделах, какая штатная численность. В общем, много факторов. Но, конечно, наиболее сложные дела попадают в профильные отделы по расследованию особо важных дел.
— Вы упомянули об особом правовом статусе некоторых фигурантов — это и депутаты, и сотрудники правоохранительных органов, и чиновники разных уровней. Как следователь работает с такими людьми?
— В отношении таких людей уголовные дела возбуждают в особом, определенном законом порядке. Например, в отношении депутата законодательного органа власти субъекта РФ — руководителем следственного органа СКР по субъекту. Есть определенные формальные ограничения, установленные законом, подследственность таких уголовных дел отнесена к органам СКР. В таких случаях установлены более сложные процедуры привлечения к уголовной ответственности. Несмотря на наличие имеющихся формальностей и усложненного процессуального порядка, такие лица, совершившие преступления, без труда привлекаются к ответственности. После возбуждения такие дела расследуются ровно так же, как все остальные. Все дальнейшие следственные действия проводятся с лицом, у которого есть тот самый «особый статус», в точно таком же порядке. А вопросы так называемого административного ресурса этого человека — это уже не процессуальные вопросы.
— Под «административным ресурсом» вы имеете в виду так называемые «связи»?
— В том числе и это. Бывают случаи, когда люди пытаются надавить на своих бывших или действующих подчиненных. Бывало, что свидетелей просто «грузили» в автобус и увозили писать жалобы. Это дело находилось у меня в производстве. Обвиняемый — бывший депутат Алтайского краевого Законодательного собрания. Он также являлся директором крупной фирмы, занимающейся деревопереработкой (ООО «Алтай-Форест». — Прим. ред.). Обвиняемый нанял группу адвокатов, была активная защитная кампания. Впоследствии подчиненных собирали, давали им определенные установки — к примеру, как нужно себя вести, что нужно говорить, навязывали услуги нанятых обвиняемым адвокатов. Людям внушали, что ни в коем случае нельзя давать показания против директора. Но все это на этапе следствия выяснилось — люди сами в ходе допросов сообщали о том, что директор собирал подчиненных для написания каких-то жалоб во всевозможные инстанции, затем всех везли на автобусе в различные органы, чтобы они там писали эти самые жалобы о якобы допущенных следственным органом нарушениях. Но для нас, следователей, это было понятно, что это всего лишь активные действия по противодействию расследованию. Установлению истины это никак не помешало, человек в итоге осужден. Ну а адвокаты свое заработали, конечно.
Матасов, Клюшникова, Кербер
— Раз мы затронули тему депутатов Заксобрания, не могу не спросить об уголовных делах коммунистов, к которым сейчас приковано внимание СМИ и общественности. Речь о Людмиле Клюшниковой и Светлане Кербер. Можете рассказать подробнее?
— Причастность этих людей к совершению преступления объективно подтверждается полученными нами материалами и собранными доказательствами. Изначально существенная работа была проведена оперативными сотрудниками ФСБ. Все необходимые основания для возбуждения дела имелись. И сейчас эта кампания разворачивается в публичной плоскости для того, чтобы повлиять на ход следствия, создать видимость якобы имеющихся нарушений прав обвиняемых. Мы понимаем, кто это и для чего делает, какую цель преследуют эти люди. Дело сейчас расследуется, допрашиваются свидетели, собираются доказательства. Сомнений в том, что причастность Кербер и Клюшниковой к инкриминируемым деяниям подтверждается, у нас нет. Есть объективные материалы, которые свидетельствуют, что такое преступление имело место. Аналогичное дело уже расследовалось в нашем отделе — это дело бывшего депутата Сергея Матасова, которое сейчас рассматривается в суде. Ситуации аналогичные в целом.
— А что с его помощниками, которых он фиктивно трудоустроил? Про них ничего не было слышно, а в случае с Клюшниковой как раз ее помощница Кербер тоже стала фигуранткой дела.
— Тут ситуации несколько разные. «Помощники» Матасова не привлекались к ответственности, потому что их имя использовалось номинально, участия в хищении и распоряжении похищенными деньгами они не принимали. Здесь иначе — здесь помощник участвовал в преступной схеме, участвовал в получении и распоряжении деньгами.
— Проверяются ли другие депутаты на схожие схемы?
— В настоящее время я не могу это прокомментировать.
— Какую роль играет в истории с Клюшниковой и Кербер тот самый «административный ресурс»?
— Да, действительно, есть здесь заинтересованные лица, которые пытаются привлечь административный ресурс, выйти на федеральные органы, подать какую-то ложную информацию. Пытаются искусственно привязать к имеющейся ситуации какие-то мелкие местные споры и старые забытые скандалы, необоснованно связать их с расследуемым уголовным делом. Эта информационная кампания никак не сможет повлиять на привлечение указанных лиц к ответственности. Сейчас их коллеги пытаются действовать публично, создать шумиху, придать негативную окраску работе правоохранительных органов, не зная никаких обстоятельств совершения расследуемого преступления и того, какие доказательства имеются в распоряжении следствия. Когда мы возбуждали дело, мы были готовы к тому, что все это может выйти в публичную плоскость.
— Это дело поставил на контроль глава СК Александр Бастрыкин. Для обычного человека это, скажем так, страшно звучит. А что на самом деле происходит, когда на дело обращает внимание глава ведомства?
— Конечно, дело заметное, привлекается лицо с определенным правовым статусом. В таких случаях Центральный аппарат запрашивает сведения, контролирует, вникает, но это больше наша внутренняя «кухня». По этому делу определенные материалы запрашивались уже, и, как видите, следствие продолжается.
— На ваш взгляд, не слишком ли суровую меру пресечения избрал суд для Кербер и Клюшниковой?
— Считаю, что разворачивающаяся кампания подтверждает обоснованность решения суда. Попытки воздействия на ход следствия имеют место. Такая мера пресечения как раз направлена на то, чтобы пресечь возможное противодействие расследованию. Суд решение обосновал, краевой суд разделил эту позицию.
Взяток больше всего
— Когда мы говорим о коррупции, какие преступления мы имеем в виду? Какие «лидируют» с точки зрения количественных показателей?
— Это получение и дача взяток, коммерческие подкупы, превышение полномочий, мошенничество, связанное с хищением бюджетных средств. Среди преступлений, расследованных нашим отделом, наиболее распространены получение и дача взяток, в последнее время довольно часто стал выявляться коммерческий подкуп.
— Если говорить об Алтайском крае, где чаще всего выявляют коррупционные преступления?
— Конечно, это чаще всего города, здесь «лидируют» Барнаул и Бийск. Но и в районах тоже такие преступления регулярно выявляются. Каких-то резких скачков в ту или иную сторону с точки зрения статистических показателей работы нашего отдела нет, все стабильно.
— Какие бы уголовные дела, расследуемые в период с 2023 по 2025 год вторым отделом по особо важным делам краевого СУ СКР, вы бы выделили с точки зрения сложности?
— Надо отметить, что мы расследуем уголовные дела не только депутатов, но и сотрудников органов внутренних дел и органов принудительного исполнения, глав администрации муниципалитетов, их заместителей. К примеру, в 2023 году расследовали уголовное дело в отношении главы администрации Змеиногорска. Он не обеспечил надлежащих мер противопожарного характера. Обвиняемый должен был обеспечить устройство противопожарных минерализованных полос, чтобы пожар не подошел к жилой застройке. Этого не было сделано, в результате несколько жилых домов сгорело, был нанесен значительный ущерб потерпевшим. Действия главы квалифицировали как халатность. В этом году тоже было заметное дело в отношении начальника одного из отделов комитета по строительству, архитектуре и развитию Барнаула. У нее было шесть эпизодов получения взяток от представителя различных застройщиков. Она за вознаграждение обеспечивала выдачу разрешений на возведение объектов или ввод в эксплуатацию. Фигурантка получала взятки от одного взяткодателя через двух посредников. К нему обращались застройщики для того, чтобы он оказал им юридическую помощь по подготовке и проверке документов, а он свою работу решил упростить путем дачи взяток. Застройщики не знали об этом, их не привлекли к уголовной ответственности. Сейчас дела бывшей начальницы отдела, двух посредников и взяткодателя рассматриваются в суде.
— О довольно интересном деле стало известно не так давно — о деле адвоката Адвокатской палаты Алтайского края. Можете рассказать подробнее?
— Да, действительно, это уголовное дело находится в производстве нашего отдела. Если кратко, к нему за законной юридической помощью обратилась жена обвиняемого, который находился под стражей. Адвокат начал представлять его интересы и решил заработать на этой ситуации — заявил о том, что у него есть возможность обеспечить за взятку освобождение из-под стражи. Долго рассказывал и объяснял это все жене. В итоге женщина согласилась передать ему 500 тысяч рублей в качестве первой части взятки на общую сумму 2,5 млн рублей. Но она все-таки догадалась, что адвокат не совсем честно повел себя, и обратилась в ФСБ. Дальше проводились оперативные мероприятия — ей были вручены деньги. Она встретилась с адвокатом и в ходе мероприятий передала ему деньги. Передача была зафиксирована, и в итоге он был задержан. Защитник признал вину, ему избрана мера пресечения в виде подписки о невыезде. В принципе, того обвиняемого, которого он защищал, освободили бы из-под стражи, все шло уже к этому, и адвокат осознавал это. Просто он воспользовался ситуацией и решил подогнать свое преступление под фактические обстоятельства.
Сколько веревочке не виться
— Как часто люди приходят в ФСБ так же, как эта сознательная женщина? В связи с этим сразу следующий вопрос — как вообще выявляются коррупционные преступления?
— Часто это работа оперативных служб — УФСБ и ГУ МВД. Эти ведомства предоставляют большую часть материалов. Ими проводятся оперативно-разыскные мероприятия, собираются значимые сведения, к примеру ведется контроль переговоров. Бывает, что люди обращаются сами — как в случае с адвокатом. Нередко источники получения оперативной информации не разглашаются. Информация фиксируется, документируется и передается уже в следственный орган для принятия процессуального решения.
— Но есть же какие-то причины, по которым начинается та самая оперативная работа?
— Причин может быть довольно много, в некоторых случаях человек сам своими действиями обращает на себя внимание. Но это больше вопрос к органам, осуществляющим оперативно-разыскную деятельность, а не к следственным.
— Как в случае с секретными свидетелями?
— Да, бывает и такое. Законом предусматривается проведение допроса лица на условиях сохранения анонимности. Человеку присваивается псевдоним, он не использует свою подпись для подписания документов. В уголовном деле его фамилия не фигурирует никак. В суде также таких свидетелей допрашивают в особом формате.
Найти и доказать
— С какими сложностями приходится сталкивать следователям, которые занимаются коррупционными преступлениями?
— Если мы говорим о таких преступлениях, то речь идет о тщательном анализе объемной информации, часто довольно специфичной, бухгалтерских и банковских документов. Каждое преступление коррупционного характера совершается в определенной сфере. И чтобы понять все обстоятельства его совершения, нужно погрузиться в эту сферу, в том числе в нормативную составляющую. К примеру, нередко приходится расследовать преступления, совершенные в сферах закупок, строительства, медицины, лесного хозяйства и многих других. В каждой из них имеется своя специфика и нормативная база. Следователю помимо прочего необходимо общаться с экспертами, назначать экспертизы и так далее. Все это требует времени. Также часто приходится опровергать различные версии при активной защитной позиции обвиняемого — все это тоже требует времени. Нужно все проверять.
— Как строится работа с адвокатами?
— По большей части это конструктивная работа. Но, как я уже сказал, защитники могут выдвигать разные версии, и следователь должен их проверить. Это наша текущая работа. На самом деле нечасто встречаются недобросовестные защитники, которые вводят в заблуждение — даже не следователей, а в первую очередь именно своих подзащитных. К примеру, советуют занять ту или иную позицию, которая не сыграет на руку обвиняемому. К сожалению, такое бывает — где-то из корыстной заинтересованности, где- то из-за недопонимания.
— Могут ли возникнуть сложности у следователя в том случае, если подозреваемый или обвиняемый воспользовался 51-й статьей Конституции?
— Это право обвиняемого. В этом нет ничего плохого и страшного. Часто это вполне разумное решение защиты — не выдумывать какие-то искусственные версии, а просто промолчать. Сложностей это не вызывает, потому что мы возбуждаем дела тогда, когда есть достаточная уверенность в наличии преступного факта. То время, когда говорили, что признание вины — это царица доказательств, давно ушло. Вина должна подтверждаться не только его собственными показаниями, но и совокупностью других доказательств — показаниями свидетелей, экспертизами, в определенных случаях вещественными доказательствами. Если ситуация дошла до стадии возбуждения дела, и тем более до привлечения человека в качестве обвиняемого, то значит, мы говорим о том, что его вина в достаточной мере доказана.
— Было ли в вашей практике такое, что человек признал вину, а следователь в процессе разбирательства понял, что виновен другой человек?
— Лично у меня дел со случаем самооговора не было. Но сейчас в производстве отдела есть такое дело. В одном из районов края сотрудник полиции решил поднять статистику. То есть с помощью местного жителя, не совсем благополучного, инсценировал факт хранения боеприпасов. Оперативный сотрудник пришел к мужчине домой, разместил патроны, затем дознаватель это зафиксировал и возбудил уголовное дело. А сельчанина убедили в том, что ему нужно признаться. Нам было передано фальсифицированное дело для дальнейшего расследования. В процессе следствия мы возбудили уголовное дело против оперативника за превышение полномочий. А то, первое дело, которое завели на местного жителя, было прекращено. Вот он как раз себя и оговорил под давлением сотрудника. В любом деле возможность самооговора должна быть оценена следователем и исключена.
Губит алчность
— В завершение давайте поговорим в целом о коррупции. Почему, на ваш взгляд, довольно обеспеченные люди — депутаты, чиновники, госслужащие — идут на коррупционные преступления?
— Банальная человеческая алчность и жадность. Ощущение безнаказанности, вседозволенности. Ведь у людей, которые занимают такие должности, формируется определенное мировоззрение, а также тот самый «административный ресурс». Все эти факторы можно отнести к причинам коррупции.
— Часто следователям приходится слышать о «связях»?
— Так чтобы прямо в лицо что-то такое высказывали — скорее нет. Обычно обвиняемые стараются вести себя прилично, а какие-то свои возможности задействовать неформально. Но бывало и фиксировалось в ходе тех же оперативных мероприятий, что подозреваемые пытались позвонить своим «товарищам», которые обещали повлиять на следствие, надавить. Зафиксированные факты в дальнейшем предоставлялись в суд вместе с ходатайством об избрании меры пресечения в подтверждение того, что человек может оказать давление на следствие. Таким образом, становится ясно, что подобные действия могут только навредить обвиняемому. Следственный комитет — это самостоятельный федеральный государственный орган, который не относится ни к одной из ветвей власти, а все попытки повлиять на его работу по расследуемым уголовным делам будут безуспешны.
— Есть мнение, что искоренить коррупцию нельзя. Но эффективно бороться с ней можно. Как это делают алтайские следователи?
— Как следственный орган мы боремся с коррупцией уголовно-правовыми методами и обеспечением неотвратимости наказания за совершенные преступления. Помимо этого, немаловажно формирование в целом в обществе нулевой терпимости к такому явлению, как коррупция, формирование ее полного неприятия от самых низовых, бытовых уровней до самых высоких.
Читайте также
20 лет в тюрьме: замполит алтайской колонии рассказала, как перевоспитывает осужденных женщин
