Премии можно лишить
— Моя жесткая позиция: реестровые памятники, пока они таковыми являются, будь добр, рисуй на генеральном плане, определяй их к реставрации, реконструкции. Если их уже нет — к восстановлению, — сказала Елена Григорьева. — На самом деле так бывает, что жюри судит тот объем материала, который предоставлен на подрамнике. Возможно, мне даже намекали на то, что автор выставил только позитивные моменты и умолчал о том, что проект исключает реестровые памятники. Этого делать нельзя никогда. Это заповедь. Памятнику, пока он существует, нужно придумывать функцию, отражать, но руками архитектора его сносить недопустимо.
— Как этого избежать?
— Мы говорили об этом с барнаульскими коллегами. Конечно, надо было, чтобы в составе жюри был кто-то из местных архитекторов. Раз этот проект уже был на стыке интересов и вызывал множество вопросов, то этого (вручения премии Шаповаленко — прим. ред.) не случилось бы.
То, что проблема реновации бывшего БЛВЗ встала в центр внимания хотя бы в таком виде, по мнению Григорьевой, достойно отдельного обсуждения, в том числе и этики работающего над проектом архитектора, корректности предоставления информации.
— Если на суд жюри выдается неполная информация об объекте, это нужно останавливать, обсуждать и договариваться о правилах поведения. Если действительно будет установлена извращенная подача информации, то да, архитектора могут лишить премии. На самом деле это бывает очень редко, за 17-летнюю практику я никогда не сталкивалась с подобными случаями. С таким, я бы сказала, черным пиаром. Местные архитекторы, насколько я поняла, не на ее стороне.
«Спичка» — достопримечательность № 1
— Вы побывали на «Спичке», какое впечатление на вас произвел этот объект?
— Он потряс меня больше всего. Удивительное место с очень большим потенциалом. Это достопримечательность если не номер один, то точно в первой пятерке. А может быть, и номер один, потому что мне сложно судить, я не все успела посмотреть. Это великолепный объект, кроме того, он первый в городе. Слава богу, что общественность обратила на него внимание, я видела, что там сделали волонтеры, и место это — уже не запущенная свалка, а даже в руинированном состоянии — достопримечательность. Нужно работать с инвесторами, суметь им объяснить, как это место может быть им выгодно, а городским властям — что оно даст городу. Чтобы и они там тоже работали. На энтузиазме можно сделать все, даже «Спичку». Терять ее нельзя ни в коем случае.
Про Мало-Тобольскую
— Я посмотрела улицы Мало-Тобольскую и Толстого. Про первую, по-моему, все очевидно: взяли и замостили плиткой. Совершенно бездумно, без всякой концепции, идеи, анализа нужд тех, для кого это все делается. Там настолько очевидная ошибка, что у меня такое подозрение, будто в этом месте архитектор и не ночевал. Специалист не сделал бы так, — продолжает Елена. Напомню, она — практикующий архитектор, второй раз побывала в Барнауле, но так точно и профессионально оценила ситуацию, которая, впрочем, известна и ясна горожанам. Проекты по благоустройству Мало-Тобольской не раз критиковались и поднимались на смех. На горький смех. И единственное, чем реально озаботились «благоустранители», — это ремонтом медведя, потому что он стал таким популярным, что его ушки проржавели от людских поглаживаний.
Нашу гостью впечатлил и тот факт, что проект озеленения этой улицы оказался в составе проектирования ливневой канализации. Не было отдельно расписано, что и где должно расти.
— А она там есть? — удивленно спросила Григорьева, хотя тому, что ливневка не работает должным образом, нисколько не удивилась. В этой связи вспомнился и произошедший в 2016 году скандал, когда градостроительный совет при администрации города заменил архитекторов представителями строительных компаний.
— Вот. Это один из главных выводов, который нужно сделать: нельзя экономить на архитекторах. Если взять строительную смету, то цена проектных работ составляет обычно 2-5%, а потери могут быть гигантскими. Как и в случае с Мало-Тобольской: огромные деньги были выброшены на ветер. И, скорее всего, это бюджетные средства. Это ошибка — не признавать архитектора необходимой профессией. Люди же за город болеют и жалеют такие средства, которые вполне могли быть потрачены по-другому, на нужные цели. Архитектор за короткий срок и за небольшие деньги может нарисовать так, что на объект люди строем ходить будут. Симпатичная улица Толстого, потенциально интересная Мало-Тобольская, «Спичка» находятся неподалеку друг от друга. Их можно связать в единую систему общественных пространств, которые будут дополнять друг друга, обогащать. Именно они создадут поток, который сделает эти территории привлекательными для бизнеса. Ведь главное — инвесторов убедить, что они окупят свои затраты, а потом будут богатеть и богатеть. А горожанам будет куда пойти.
— Насколько это может быть выгодно инвесторам?
— На практике мы сами даже не ожидали такого результата. Первый наш проект в Иркутске окупился за три месяца.
Лестница в никуда
— Вы были в нашем Нагорном парке?
— Да. И лестницу видела. Мы когда занялись обновлением иркутской «Иерусалимской лестницы», отнеслись к ней как к достоянию истории и, не выходя за границы старой, сделали новую. Что касается лестницы в Барнауле, мне кажутся надуманными некоторые вещи. Я не знаю всей истории, но если был прототип, то, может быть, надо было и следовать ему. Пока она пустая и ведет в никуда. Нужно еще на этапе проектирования планировать, что и как будет происходить на объекте, для кого он придуман. Только тогда он может ожить.
Реплика о том, что во время террасирования были выкорчеваны все деревья со склона, шокировала ее.
— Ну это вообще, конечно... мы когда делали наши кварталы, прописывали в правила землепользования и застройки не только 20% озеленения, а это достаточно высокая цифра, но и сколько у кого должно быть деревьев-крупномеров. Понятно, что из территории, которую будут застраивать, постараются выжать максимум квадратных метров, поэтому важно сразу все задокументировать.
— Как администрация реагирует на ваши проекты? Что вы делаете, если власть не поддерживает ваши проекты?
— У нас сейчас в работе два проекта. Один был сделан по воле губернатора, к юбилею. Во втором был создан прецедент, когда бывшие трущобы, никчемный квартал, который планировали снести, вдруг стал сверхдоходным. И этот прецедент нам очень помогает работать с собственниками. Более того, в ходе реализации проекта у нас сменился мэр. Бывает же так, что преемственности нет, и каждый последующий отвергает любимые проекты предыдущего. В нашем случае этого не случилось, потому что когда уже есть прецедент, сложно сказать, что ничего не получится. Мы научились работать без ярко выраженной политической воли, но и палки в колеса нам никто не вставляет. Бывали, конечно, случаи, что проект замерзал. На бумаге оставался или недостроем. Они есть, но их немного.
— У нас так замерз Художественный музей...
— Я видела его и даже читала о нем в газете. Такое солидное здание, выразительное. Я не знала, что этот объект замерз. Нехорошо, — разочарованно вздохнула она. — Дело чести его реанимировать и завершить.
Сгоревшие деревяшки
— Что вы предлагаете делать со сгоревшими историческими памятниками деревянного зодчества?
— Воссоздавать. Это, конечно, крайняя мера, но это нужно делать. Заодно это будет такая своеобразная прививка против сжигания, так скажем. Если человек будет знать, что здание в любом случае будут воссоздавать, то зачем тогда сжигать его или закрывать глаза на «плохую проводку» и позволять ей загораться?
— То есть вам знакомы такие пожары?
— Конечно. Они везде горят. Надо дорожить своей историей. Наследие может быть выгодным, но для того, чтобы оно работало, нужно понять, что должно размещаться возле объекта из малого бизнеса. Тогда оно сможет жить само, а не ждать подачек сверху. Надо сделать так, чтобы историческое место в городе было доходным. Это должны быть не отдельные вот эти вот (Елена делает паузу) кластеры, извините, а единый организм, где все работает вместе, имеет единую цель. Мало построить лестницу. Нужно понять, чем она будет жить и куда будет вести.
— Вы не увидели в нашем городе Питер, как его все видят?
— Нет. Питер — это Питер. У вас я вижу Барнаул. У него есть своя идентичность, и не обязательно к ней приклеивать ярлыки. Нужно беречь исторические здания. У них есть, как сейчас говорят, коды. Там, где есть история, — хорошо, нету — придумай. Вот «Спичке» вашей ничего придумывать не надо. Там все есть, просто нужно вдохнуть в это все жизнь.
