«Не верил, что попаду на войну...»
Аркадий Рылов родился 20 января 1926 года в многодетной крестьянской семье в деревне Рыленки Зуевского района Кировской области. В семь лет, как и все мальчишки, пошел в школу, но грянула война, и обучение пришлось бросить. В 1941-м на фронт ушел отец, а через год — старший брат. Подросток заменил взрослых в поле, а в 1943 году уже сам встал под знамена Красной армии, чтобы в мае 1945-го вместе со всей страной отпраздновать разгром фашистских захватчиков.
«В нашей семье было пятеро детей: четверо сыновей и дочка. Я второй ребенок, работать в поле начал уже с шести лет. Как сейчас помню, отец посадил меня на лошадь и сказал: «Борони!» Он сеет, а я направляю лошадь, чтобы шла ровно по зубу бороны.
…В 1934 году пошел в школу, в детстве много читал, в том числе газеты. Знал, что фашисты захватили Польшу, Францию — зрело нехорошее предчувствие. В воскресенье, 22 июня 1941 года, после работы в поле шел в сельсовет и по пути встретил соседку. «Аркаша, скоро в армию пойдешь, по радио передали, что немцы напали», — крикнула она мне. Я сначала подумал: с ума сошла или шутит...
Июнь — пора сенокоса, мы с отцом и братом работали в поле, там же и ночевали в шалашах. На четвертый день после известия о начале войны к нам приехал посыльный и вручил всем мужчинам повестки в военкомат. Начались сборы: дети тревожатся, женщины плачут, а мужчины стараются держаться бодро. Папа сказал, что я должен бросить школу, работать в колхозе, помогать семье. «Все скоро кончится, тогда и доучишься», — уверенно говорил он.
Вот так, окончив только семь классов, я начал выполнять мужскую работу. Жал овес и рожь, таскал мешки с намолоченным зерном. Помню лестницу в «Заготзерне» — 23 ступеньки, тащишь мешок наверх и высыпаешь. Зимой готовили дрова, собирали сено. Так прошло два года, а сражения на фронте все не кончались. Шли тысячи эшелонов: в одну сторону эвакуированные люди и оборудование, в другую — новобранцы. За это время успел поработать на строительстве железной дороги, военного аэродрома и завода, под фундамент которого мы зимой добывали щебенку на мерзлой реке и возили стройматериалы на лошадях».
«До последнего не верил, что все-таки попаду на войну, но в сентябре 1943-го вызвали в военкомат. Забрали не сразу, до конца года тренировали стрелять из минометов на кировских болотах. Отбыли в середине декабря, в нашем вагоне собралось 18 человек. Поезд тронулся, матери зарыдали, а мы на эмоциях запели песню «Прощай, любимый город, уходим завтра в море...»
Колодец отравлен: завален трупами
«Сначала приехали в Киров, потом до Вологды. Вот все спрашивают: было ли страшно? Да ничего не было, равнодушие какое-то накатило. «Будь что будет», — повторяли мы с ребятами.
В Вологде пробыли три месяца, обучались стрельбе из зенитных пушек (калибр 80 мм). На одно орудие вставали вчетвером. Снаряд весит 16 кг, я беру его под мышку, устанавливаю взрыватель, передаю заряжающему, обычно это самый опытный боец, он загоняет «пулю» в ствол. В это время парни работают с прибором управления зенитно-артиллерийским огнем. Наведение, выстрел, пока идет откат — я уже беру новый боекомплект. Я — артиллерист, я защищаю Родину, и мы должны загнать снаряд... Устанавливать пушку непросто — длина 4,5 метра, примерно столько же в ширину после установки ножек. При перемещении особенно тяжело переходить ямы и рвы. Нужно быстро поставить орудие на колеса, укрепить опоры, выполнить наведение.
…В марте 1944 года приехали в Великие Луки. Когда выгружались на станции, понял, что такое настоящий бой. Наш штаб располагался на берегу реки Ловань, в здании крепости. Ранее там были немцы, но наши сумели отбить. Укрепления надежны, но вот с водой проблемы. Большой и глубокий колодец отравлен: завален трупами...
Едва вырыли окопы рядом с крепостью, установили зенитки, как начался налет фашистской авиации. Их цель — железнодорожная станция и мост, и мы должны вести заградительный огонь и не дать им подлететь к объектам. Снаряд долетает до 10 км вверх, но попасть им прямо в самолет, даже на высоте в пару километров, очень сложно. Если и сбили, то не поймешь, из какого именно орудия. Три батареи простреливали воздушное пространство и не давали немцам подлететь близко. Приходилось почти каждый день менять позицию, перетаскивать орудие, ведь враги вычисляли расположение пушек и в следующий раз били именно в эти места.
Сдерживание авиации противника было эффективным до тех пор, пока во время одного из налетов у нас не кончился боекомплект. К тому времени атаки немецкой авиации шли каждый день, и вот однажды они все-таки добились цели. Четыре ящика на 48 выстрелов быстро опустели, и уже под плотным огнем нам понесли новые боеприпасы. Все работники станции, кто мог таскать снаряды и бегать, бросились рисковать жизнью. 20-летней поварихе осколок угодил в лицо и раскроил губы.
Не повезло другой молодой девушке, ей оторвало руку, и, пока ее вынесли из-под шквального огня, пока домчали до госпиталя, она истекла кровью... Неподалеку от крепости находились мастерские, двое ребят, ремонтировавших самолет, безрассудно бросились к нам на помощь. Сняли авиационный пулемет, втащили его на вершину землянки и открыли огонь по немцам. За геройство сразу и поплатились, получили бомбу — и не стало ни пулемета, ни стрелков. Человек на крыше — отличная цель для опытного летчика. Станцию защитить не удалось, ее разбомбили и сожгли. Приехало начальство, и начался разбор полетов, хотя с нас, рядовых, какой спрос. Да и что три батареи могли сделать против такого количества самолетов».
«Багратион» и Победа
«Станцию быстро восстановили, а летом 1944 года линия фронта наконец-то сдвинулась, готовилась наступательная операция «Багратион» по освобождению Белоруссии. Мы двинулись вслед, прикрывая наши войска от налетов авиации. Прошли через Белоруссию, Польшу и весной 1945-го остановились в Восточной Пруссии. Задачи прежние — не пускать немецкие самолеты. Теперь они пытались прорваться на помощь осажденному Кенигсбергу. Постепенно налеты прекратились, стали поговаривать, что немцы сломлены и победа близка.
…Первыми о капитуляции Германии узнали радисты, но нам ничего не сообщили. Утром 9 мая неожиданно объявили тревогу, спешно построили на плацу, и командир объявил о Победе. Мы тут же разрядили наши карабины в воздух, хотели даже из пушки пальнуть, но командир не разрешил.
…Отец благополучно вернулся с войны, а вот старший брат сгорел в танке в боях за Белоруссию, похоронен в братской могиле... После Победы нам не подписывали приказ о демобилизации, резерв армии еще не подоспел. До 1947 года находился в Германии, а домой вернулся лишь в 1951 году».
P. S.: Автор благодарит помощника прокурора Алтайского края по пенсионному обеспечению Ольгу Дорохову за помощь в подготовке материала.
