«Нас собирались сжечь»
Концлагерь у деревни Озаричи Пинской области в Белоруссия стал братской могилой более чем для девяти тысяч мирных жителей. Каждый год День Победы Анна Шималина проводит там, где замучили и расстреляли ее земляков. «В это время здесь все благоухает, — показывает собеседница фотографии. — А какие жирные кувшинки цветут на этой земле! Столько людей здесь полегло…» Вместо памятных стел в начале 40-х здесь были непроходимые болота и лагерь за колючей проволокой.
Сама, вспоминает Анна Васильевна, чудом осталась жива. Она знает, как лагерь смерти отнимал отцов, матерей, братьев и сестер. Выживал один из десяти. Освободителей дождались те, кого не успели сжечь, отдать на корм собакам и довести до смерти пытками и экспериментами.
В Озаричи семья Шималиных попала в 1943 году. Всю деревню Глебово (Орловская область), а вместе с ней жителей соседних поселков и ее мать с четырьмя детьми (Анна была младшим ребенком) отправили товарным поездом на Запад. Главу семейства забрали на фронт намного раньше.
«Нас собирались сжечь еще в деревне, за то что сельчане убили одного из немцев, — вспоминает Анна Васильевна. — Всех загнали в сарай, набили полнехонький, заколотили гвоздями, но что-то заставило их поменять решение».
О страшном времени она помнит немногое, все из рассказов старших братьев и сестер. За колючей проволокой все вместе они провели 1 год 2 месяца и 23 дня. Взрослых заставляли работать на расчистке минных полей, старшие дети рыли окопы и помогали родителям. Все — под охраной немцев.
«Каждый день, когда мать гнали на работу, я кричала. И, если бы не старшие, меня бы убили еще тогда. В детей немцы стреляли на поражение, если они гнались за родителями, а тех — били прикладами. Чтобы я замолчала, братья зажимали мне рот, и маму успевали отогнать подальше», — рассказывает собеседница.
Изматывающий голод вовек не забыть, вспоминает Шималина. Скудный рацион, вкупе с холодами, приносил в лагерь болезни и смерть.
«Днями детей выгоняли сидеть возле лагеря. Рядом немцы едят курочек, конфеты. Нам, голодным, сердобольные белорусы бросали еду и теплую одежду через ограждение. По ним стреляли, но они не боялись», — продолжает Анна Васильевна. Голод, болезни и медицинские эксперименты, которые проводили на детях, эхом отразились на потомках. У старшего брата, бывшего несовершеннолетнего узника, дочь от рождения инвалид. Все, кто оказывался в застенках медицинских лабораторий, боятся врачей по сей день: помнят, как истощенные падали замертво после переливаний крови или уколов «на последствия».
Русские освободили узников в 1945-м. Измотанные, они вернулись в родную деревню, от которой остались только руины. Делать было нечего — вырыли землянки и стали жить. Испытания не закончились с Великой Победой. Есть жертвам войны было нечего — в ход пошла крапива, лебеда, мерзлая картошка. Те, кого не добили немцы, умерли от бессилия и неустроенности уже на родине.
«Мать умерла, когда ей было всего 38 лет, — от голода и болезней. Детдом был весь переполнен, и мы были предоставлены сами себе, рано повзрослели и выживали, как могли. Я во время эпидемии переболела малярией. Чтобы прокормиться, старшие братья искали пропитание где придется, — говорит Анна Васильевна. — Отчаянное чувство голода заставляло клянчить еду. Брат мне скажет: ложись на печь, подожми ноги — и не будешь есть хотеть. И правда, утром просыпалась, есть хочется, но уже не так».
Позже ее, младшую из детей, забрала на воспитание тетя. Вместе с ней Шималина и приехала в Алтайский край, на целинные земли, и прожила в Баевском районе большую часть жизни. Родила двоих детей, оба военные. После гибели мужа снова осталась без крыши над головой и двадцать лет скиталась по общежитиям, пока несколько лет назад наконец ей не выделили жилплощадь. В однокомнатной квартире в Барнауле Анна Шималина живет вместе с сыном и внучкой.
«Мы все — ссыльные»
С горечью вспоминает мытарства, которые выпали на долю малолетних жертв фашизма, узница концлагеря в Германии Алла Лучинина (ныне возглавляет краевой совет Общественной организации бывших несовершеннолетних узников концлагерей). Из Донецкой области ее, вместе с матерью и сестрой, увезли в 1943 году. Еще на родине семья пыталась бежать: покинули занятый немцами город и отправились в деревню.
«Говорили, там было много свободных домов. Мы обосновались в одном из сел. Здесь немцы занимали местную школу под штаб. Помню, как партизаны хотели от них избавиться. В день, когда немцы собирались праздновать Рождество, они забрались на чердак школы и готовились взорвать захватчиков. Чтобы разведать обстановку внутри, фашисты открыли люк, и партизаны были обнаружены. Утром всех повесили перед школой, а нас — женщин и детей — погнали на железнодорожную станцию, погрузили в товарняк и повезли в Германия», — рассказывает Лучинина.
На месте после санобработки всех переодели в полосатую форму и повесили на шеи деревянные таблички с одним номером для матерей и детей. Ежедневный рацион в лагере смерти — похлебка с брюквой и хлеб с опилками. Жили в страхе, что завтра за ними придут. До сих пор снятся комната и нары, под которыми ребенком пряталась, рассказывает Лучинина.
Из плена их вызволяли в 1945 году американцы, вспоминает она. Спасителя помнит до сих пор. «Высокий, как тогда казалось, огромный солдат поманил меня, мама подтолкнула. Помню, как он насыпал мне горсть разноцветных горошин. Я и не знала, что это конфеты. Вырыла ямку и посадила, чтобы выросло дерево», — вспоминает она.
Из немецкого ада бывшие узники попали в другой. Врагов народа сослали на Север, где от туберкулеза умерла мама. По воле случая там встретились с земляком, который и забрал детей с собой, уезжая в Алтайский край. Здесь вскоре нашлись дальние родственники Аллы Ивановны по матери.
Страшное прошлое научило стойкости и бережливости, говорит Лучинина. «В школьном классе, помню, я была меньше всех. Как-то, наверняка из-за моего характера, пацаны мне наподдавали. Я пришла домой и наябедничала. А дед мне вложил. Говорит: доносчику — первый кнут. Так вот и научил меня на всю жизнь: я никогда под страхом смерти никого не выдам», — вспоминает пенсионерка.
Оглядываются на прошлое и говорят о настоящем бывшие узники с сожалением. С обидой, скорее не на судьбу, а на несправедливость.
«Мы ведь были детьми, нас сжигали в печах. Чем мы виноваты перед своей страной, которая топтала нас не меньше, чем Германия? Мать, прощаясь, повторяла: никогда не говорите, что вы были в плену. Как будто знала, что нам придется продолжить новую войну. Все нам было «заказано»: жилье, учеба, жили под колпаком и хранили тайну ото всех», — негодует бывшая узница.
Реабилитировали пленных после смерти Сталина. Но, как говорит Лучинина, о ее прошлом никто, ни семья, ни знакомые, не догадывался большую часть жизни. Пока в 1992 году не вышел Указ президента РФ о льготах для узников, который, по сути, впервые признал факт их существования и необходимость им помогать.
В законе «О ветеранах», однако, такой категории до сих пор нет. А стало быть, помощь, им положенная, обходит узников стороной. Периодически они напоминают о себе органам власти, просят приравнять к участникам войны и дать право на жилье, отдых в санатории и бесплатное захоронение.
«За пять лет в крае умерло 260 бывших узников. Пока живы, хотим добиться признания: мы его заслужили и выстрадали. Когда полные эшелоны детей и женщин везли на Запад, их никто не защитил», — подытожила собеседница.
В Барнауле узники мечтают установить памятник пострадавшим в годы войны детям, чтобы новое поколение помнило о них.
«Подрастающее поколение должно знать историю своей страны и понимать, что война — это смерть, холод, голод и страшные муки. Это не только убитые и раненые, это украденное детство, вечный страх тех, кто провел свои детские годы в плену и в рабстве в концлагере. От большинства из них не осталось и могильных холмиков. Один Бог знает всех их поименно», — добавляет Шималина.
В 2015 году в Рубцовске открыли первый в крае мемориал «Непокоренные» в память о несовершеннолетних узниках фашистских концлагерей и тех, кто умер от голода в блокадном Ленинграде. Деньги на памятник, миллион рублей, собрали горожане на благотворительных концертах и за счет добровольных пожертвований.
